18 дней, как прекратил работу наш "Гуманитарный штаб".
И сейчас, из всех сотрудников, сложнее всех, наверное, Горячей линии.
Сложно выслушивать голоса людей с неподконтрольной территории (НКТ, как уже привычно всем называют её у нас, на КТ).
Эти голоса просят, требуют, злятся, плачут...
Но не просто сложно, а страшно, наверное, слышать голоса, которые прощаются...
Прощаются так же буднично, как на выходе из гостей.
Примиряясь с потерей. Смиряясь со смертью.
До меня донесся всего один монолог.
Старушка позвонила, чтобы поблагодарить за всё и сказать, что она уже рассчитала - первой умрёт её собака. А потом - она сама.
Она передвигается только по квартире... Родственников нет. Соседи не проведывали за это время ни разу. Единственные, кто приходил к ней и привозил продукты, были сотрудники адресной помощи гуманитарного штаба...
И это не даёт покоя уже который день.
Когда-то меня накрывало ужасом от подобного рутинного прощания в рассказе Рэя Брэдбери "Калейдоскоп".
Но то была фантастика.
А это - реальность.
"Около десяти минут прошло, пока первый испуг не сменился металлическим спокойствием. И вот космос начал переплетать необычные голоса на огромном черном ткацком стане; они перекрещивались, сновали, создавая прощальный узор...
- Холлис, я Стоун. Сколько времени можем мы еще разговаривать между собой?
- Это зависит от скорости, с какой ты летишь прочь от меня, а я-от тебя.
- Что-то около часа.
- Да, что-нибудь вроде того, - ответил Холлис задумчиво и спокойно.
- А что же все-таки произошло? - спросил он через минуту.
- Ракета взорвалась, только и всего. С ракетами это бывает.
- В какую сторону ты летишь?
- Похоже, я на Луну упаду.
- А я на Землю лечу. Домой на старушку Землю со скоростью шестнадцать тысяч километров в час. Сгорю, как спичка.
Холлис думал об этом с какой-то странной отрешенностью. Точно он видел себя со стороны и наблюдал, как он падает, падает в космосе, наблюдал так же бесстрастно, как падение первых снежинок зимой, давным- давно.
Остальные молчали, размышляя о судьбе, которая поднесла им такое: падаешь, падаешь, и ничего нельзя изменить. Даже капитан молчал, так как не мог отдать никакого приказа, не мог придумать никакого плана, чтобы все стало по-прежнему.
- Ох, как долго лететь вниз. Ох, как долго лететь, как долго, долго, долго лететь вниз, - сказал чей-то голос. -Не хочу умирать, не хочу умирать, долго лететь вниз...
- Кто это?
- Не знаю.
- Должно быть, Стимсон. Стимсон, это ты?
- Как долго, долго, сил нет. Господи, сил нет.
- Стимсон, я Холлис. Стимсон, ты слышишь меня?
Пауза, и каждый падает, и все порознь.
- Стимсон.
- Да. - Наконец-то ответил.
- Стимсон, возьми себя в руки, нам всем одинаково тяжело.
- Не хочу быть здесь. Где угодно, только не здесь.
- Нас еще могут найти.
- Должны найти, меня должны найти, - сказал Стимсон. - Это неправда, то, что сейчас происходит, неправда.
- Плохой сон, - произнес кто-то..."
3 года в моём Донбассе длится плохой сон...
Сон, который становится летаргическим. Сон, в котором умирают...